Отражение удара - Страница 63

То ли наверченная на ствол пистолета ткань помешала убийце как следует прицелиться, то ли отшатнувшийся Старков отчасти ушел с линии огня, но пуля, направленная ему в голову, ударила литератора в ключицу. Боль была адской, и, падая на ярко-красный капот «мустанга», Старков удивился: он-то всегда считал, что после пулевого ранения обычно наступает шок, когда человек не чувствует боли, а тут… Он вскрикнул, устыдившись того, как тонко, по-женски прозвучал этот крик, все еще на в силах поверить, что это происходит именно с ним. «Вот тебе и спецназ», — подумал он снова за секунду до того, как убийца прижал растерзанный, почерневший спереди, отвратительно воняющий жженым порохом и горелой тряпкой матерчатый ком к его голове и спустил курок.

Тело литератора мягко, как тряпичное, сползло со скользкого капота «мустанга» и, ударившись по дороге о бампер, упало на пол. Простреленная голова издала глухой стук, соприкоснувшись с бетоном. Убийца бесшумно нырнул в укрытие.

Вскоре послышались приближающиеся шаги.

Странные звуки, долетевшие из глубины гаража, встревожили охранника. Он решил, что писатель вернулся навеселе и прищемил дверцей палец или отколол что-нибудь не менее несуразное и болезненное — не зря же он так кричал! Нельзя было, конечно, исключить возможность того, что на Старкова напали — по совести говоря, охранник не мог поручиться, что, пока он дремал в своей будке, мимо него никто не проходил. Поэтому он ступал осторожно, вынув на всякий случай из кобуры свой газовый пистолет.

«Крайслер» писателя стоял на месте, но самого его нигде не было видно.

— Эй, — позвал охранник. — Э-эй! Что случилось?

Помощь нужна?

Ему никто не ответил.

— Шутки они шутят, — недовольно проворчал охранник, протискивая грузное тело в щель между «крайслером» и «мустангом». — Два часа ночи, а им все хиханьки…

Тут он увидел торчавшие из-под передка «мустанга» ноги в лаковых туфлях и понял, что шутками здесь и не пахнет. Бросившись вперед, он увидел распростертое на бетоне тело с развороченной выстрелом головой и присел над ним на корточки. Зачем-то пощупал пульс, потом спохватился, что валяет дурака. Какой там пульс, когда у человека такая дыра в голове…

Он с содроганием отвернулся, чтобы не смотреть на изуродованную голову Старкова, и взгляд его случайно упал на хромированный бампер. В бампере отражалось его гротескно растянутое в ширину лицо и что-то еще — зеленое, пятнистое, отдаленно напоминающее человеческую фигуру.

Только теперь до него дошло, что, если Старкова убили, то убийца должен быть где-то рядом. Забыв про свой пистолет, он испуганно обернулся и успел четко, как на фотографии, разглядеть камуфляжный комбинезон, черный чулок, скрывающий лицо, и стремительно опускающийся сверху толстый железный прут.

Он упал лицом вниз на труп Старкова и замер.

Убийца склонился над ним, пощупал пульс, прислушался к хриплому дыханию и, удовлетворенно кивнув, вышел из гаража.

Глава 11

Илларион спустился во двор, отпер дверь багажника и забросил в машину чехол с удочками и рюкзак с запасом провизии, спичек и сигарет, которого должно было хватить на три дня, а если немного себя урезать, то и на неделю. Бак «лендровера» был полон, в багажнике стояли две канистры, которые Илларион собирался наполнить по дороге. После этого можно будет отправляться хоть в Занзибар, хоть на Псковщину.

Вспомнив о Псковщине, Илларион слегка поморщился.

Отдых у него тогда вышел весьма насыщенный, такое не забудешь. Началось все с намерения поохотиться на лося, а закончилось совершенно несерьезным, каким-то киношным трюком — он тогда протаранил грузовым «мерседесом» морскую яхту, стоявшую у причала Рижского порта. И, что характерно, ни одного лося он так и не увидел, даже издали… А все Мещеряков с Сорокиным, подумал он сердито. Все наши чрезвычайно умные полковники. Отправили человека на отдых вдали от шума городского…

Тряхнув головой, он отогнал посторонние мысли.

Впереди у него было несколько дней полной свободы наедине с природой. Немного холодно, немного сыро, но зато ни одного комара. И ни одного полковника, между прочим. Холода и сырости Илларион не боялся. Он давным-давно достиг с природой полного взаимопонимания и мог одинаково уютно чувствовать себя хоть на верхушке дрейфующего айсберга, хоть в самом центре пустыни.

Он не мешал природе, и природа не мешала ему — не хватало разве что отпечатанного на гербовой бумаге пакта о ненападении, подписанного высокими договаривающимися сторонами.

Забродов захлопнул заднюю дверь и, насвистывая, направился к водительскому месту. Было шесть утра, солнце еще не встало, но небо было чистым и постепенно наливалось светом.

— А денек-то будет ничего себе, — вслух сказал Илларион.

Дойдя до передней дверцы, он остановился и вполголоса выругался. Дверца была грубо взломана — судя по всему, с помощью обычной монтировки.

— Это уже не смешно, — строго сказал он в пространство. — Сколько можно, в самом деле?

Он заглянул в салон, чтобы определить нанесенный автомобильными ворами ущерб. Как ни странно, все было на месте, за исключением подаренного когда-то Мещеряковым шикарного набора отверток, который хранился в бардачке. Магнитола, старенький «кенвуд», мирно покоилась в своем гнезде. Магнитолу не взяли потому, что у нее была съемная передняя панель, без которой прибор разом терял половину своей стоимости.

— Кстати, — сказал Илларион, вынул из кармана пластмассовый футляр, похожий на футляр для очков, извлек из него миниатюрную панель и установил на место.