Отражение удара - Страница 87

— Дольше никак не получится, — успокоил Гранкин.

— Ну, спасибо! Значит, мне повезло при любом раскладе. Теперь я могу сидеть спокойно — хоть десять лет, хоть двадцать…

— До этого, я думаю, не дойдет. Мы постараемся что-нибудь придумать. Дадим какую-нибудь дезинформацию в СМИ: мол, маньяк, который орудовал в районе Малой Грузинской, задержан, осужден, и дело закрыто. Он расслабится, выйдет на улицу, тут его и прихлопнем.

— Извините, майор, но это чепуха, — сказал Илларион, потирая подбородок. — Это вы, как я понимаю, от растерянности… Должен вам заметить, что он уже много раз, как вы выражаетесь, выходил на улицу, и никто его не прихлопнул. Я не против посидеть, особенно если меня переведут куда-нибудь, где можно спать не по очереди и не втроем на одной койке, но, по-моему, это будет пустая трата времени. Он либо залег на дно, либо переместился в другой район.

— Об этом я уже думал, — со вздохом признался Гранкин. — Его надо как-то выманить…

Забродов вдруг улыбнулся.

— А вдруг это все-таки я? — провокационным тоном спросил он. — Вдруг я и вправду сошел с катушек и сам не знаю, что творю? Читали про доктора Джекила и мистера Хайда?

— Читал, — сказал майор. — Ерунда. Беллетристика. Здесь вам не Англия. Здесь все чокнутые, и мы с вами в том числе. Посмотрел вечерком телевизор, и готово: глаза на лоб — и на улицу с топором.

— Вы мрачный тип, — сказал Забродов. — Кстати, с самого момента ареста мне не дает покоя одна мысль.

Помните, я просил вас об очной ставке с Шинкаревым?

Ну, с тем моим соседом, который сказал, что меня в тот вечер не было дома.

— А вы были? Тихо, тихо, я пошутил! Что вы, в самом деле… Зачем вам теперь очная ставка? Я вам и так верю.

— О! — сказал Илларион, уставив на майора указательный палец. — Мне вы верите. А ему?

— О, черт, — медленно сказал майор. — Сорокин правильно сказал: под самым носом…

— Сорокин не дурак, — подтвердил Забродов.

— А вот я действительно дурак, — вздохнул Гранкин. — Вы были правы. «Из рук же дурака не принимай бальзама…»

— Ага, запомнили! Кстати, дайте закурить, что вы, как жлоб какой-то…

Гранкин поспешно угостил сигаретой и поднес спичку. Илларион сделал глубокую затяжку и блаженно закатил глаза к потолку.

— Ай, хорошо!.. Вы не дурак, Алексей Никитич, вы просто заезженный российский милиционер. Вам некогда думать, и вы молотите по прямой, как паровоз по рельсам, вам не до нюансов. Это не в укор, поверьте.

А что касается Шинкарева, то вам стоило бы узнать, зачем он соврал. Причин тут может быть множество, причем самых обыденных: забыл, например, или я ему где-то нечаянно на мозоль наступил-. Жена у него красивая может, приревновал?

— А вы давали повод? — спросил майор, заранее завидуя: и тут он успел… Алла Петровна Шинкарева была женщиной в высшей степени привлекательной, и ее обаяние не оставило майора Гранкина равнодушным.

— Давал, — сказал Забродов. — Пару раз мы с ней беседовали, книги она у меня брала… Но вы же знаете, какие у людей бывают языки! Так что ничего про Шинкарева заранее не выдумывайте, но ведите себя таю, чтобы он испугался. Форму наденьте, что ли… Ну, ото вам виднее.

— Это все, конечно, ерунда, — со вздохом сказал майор, — но попробовать стоит. Вдруг да попадем пальцем в небо?

— Так уж и пальцем, — ухмыльнулся Забродов. — Кстати, вот вам еще одна деталь. В ту ночь, когда убили эту скрипачку, мне прокололи все колеса — то есть не мне, а моей машине, конечно, — и нацарапали на дверце ругательство. Помните, я вам жаловался?

— Помню. Я тогда, если честно, решил, что это вы сами — для алиби.

— Ничего себе, алиби… Так вот, то же самое слово было написано мелом на двери моей квартиры.

— Ну и что? То есть, неприятно, конечно…

— На двери подъезда стоит кодовый замок, — напомнил Забродов.

— О, черт, — повторил Гранкин.

— Теоретически, конечно, возможно, что кто-то узнал код и карабкался аж на пятый этаж специально для того, чтобы разукрасить именно мою дверь, а не чью-нибудь еще. Но Репа клялся, что его шпана тут ни при чем, и я склонен ему верить. Знакомых у меня мало, а таких, которые стали бы писать мелом на чужих дверях, и вовсе нет. Ума не приложу, кто и за что меня может так не любить, но… Шинкарев мог сделать это совершенно свободно.

— А зачем?

— А зачем он меня топил? Накануне, кстати, я отказался идти к нему на новоселье. Может, с этого и началось?

— Соседей надо уважать… Так вы посидите здесь денек-другой? Может быть, даже меньше. Если окажется, что это он, я вас сразу выпущу.

— Да ладно, не мельтешите… Скажите, а одиночки здесь есть? Мне, как маньяку-убийце, положена одиночка, а вы меня сажаете с какими-то жуликами…

— Будет вам одиночка. Давайте руку, я вас пристегну, а то меня вместе с вами упекут за нарушение порядка. Кстати… — Гранкин замялся. — Сорокин мне вчера сказал одну вещь насчет полковника Мещерякова… Будто бы он набирает добровольцев для штурма тюрьмы. Скажите, это может быть правдой?

Забродов пожал плечами, изо всех сил стараясь не улыбаться.

— Теоретически это может сделать группа из пяти-шести человек. Мещеряков по неопытности в такого рода делах может перестараться, и тогда сюда придет рота…

— Но это же… черт возьми, это бандитизм!

;. — Да бросьте, никто не пострадает, и никто никого никогда не найдет. Большинство этих людей прошли через мои руки, так что не волнуйтесь — если что, все будет сделано очень чисто.

Некоторое время он наблюдал за майором, а потом все-таки расхохотался.