Отражение удара - Страница 11

Жена Паши Иваницкого Ольга была женщиной простой, иначе говоря сугубо деревенской, и десять лет жизни в столице так и не смогли до конца вытравить из нее крепкую крестьянскую закваску. Одна мысль о том, что кот, пускай себе и очень породистый, может справлять свои пахучие делишки на территории ее квартиры, приводила Ольгу в состояние шумного негодования, и потому всякий раз, когда Барсик начинал проявлять беспокойство, дверь жилища Иваницких распахивалась, и черепахового перса без церемоний выставляли на площадку. Барсик ничего не имел против прогулок, но лифтом пользоваться не умел, а путь с двенадцатого этажа неблизкий, так что сплошь и рядом пушистый красавец оправлялся по дороге, а если быть точным, то прямо на коврике под дверью Шинкаревых. Почему он облюбовал именно это место, навсегда осталось загадкой, но шинкаревский коврик во все времена года источал трудно переносимое благоухание, а сами супруги Шинкаревы неоднократно пачкали подошвы о результаты Барсиковых прогулок.

Жалобы и разбирательства, как водится, не помогали: Паша Иваницкий шумно извинялся, бил себя в волосатую грудь волосатым кулаком и долго объяснял, что кот — он и есть кот, а не собака и не морская свинка, и, тем более, не человек. Ему же, гаду, ни хрена не объяснишь, говорил Паша, дыша перегаром. Он же, зверюга, все равно сделает, как захочет. Что же касается супруги Иваницкого, то она со второй фразы переходила на крик, из которого следовало, что если кот нагадил, то с ним и следует разбираться.

Она как в воду глядела: в конце концов с котом разобрались. Рано утром в начале марта Барсика обнаружили приколоченным к двери подъезда десятисантиметровыми гвоздями. Гвоздей было пять: четыре удерживали растопыренные лапы, а пятый был вбит прямо в мучительно оскаленную пасть.

В том, как жестоко расправились с котом, была какая-то мистическая жуть. Ольга Иваницкая немедленно решила, что без соседей тут не обошлось, и ринулась выяснять отношения, сломив слабое сопротивление супруга. Впрочем, карательная экспедиция закончилась пшиком: дверь открыла Алла Петровна и, с трудом вникнув в суть предъявляемых претензий, выдала Иваницкой по первое число. Ольга сникла и с позором удалилась: в самом деле, надо было окончательно сойти с ума, чтобы подозревать таких интеллигентных людей, как Шинкаревы, в средневековом зверстве.

Сергей Дмитриевич, который наблюдал за скандалом, стоя в дверях кухни с недоеденной сосиской на вилке, почти не слышал разговора: он изо всех сил боролся с подступающим обмороком, стараясь сохранять безразличное выражение лица. В его памяти опять зиял огромный черный провал, на дне которого, судя по содержанию происходившей в данный момент беседы, скрывалась масса интересных вещей. Он очень надеялся, что амнезия на поверку окажется не связанной с мученической гибелью соседского кота, но сосущее предчувствие беды не оставляло Шинкарева весь день, и вечером, вернувшись с работы, он отважился предпринять собственное расследование. Жена к тому времени уже отправилась в свое казино, и Сергей Дмитриевич на свободе без помех проинспектировал содержимое шкафа с одеждой. Он не знал, что именно надеется найти, а точнее, не найти в этом шкафу, но все его сомнения развеялись, когда в руках у него оказалась старая брезентовая куртка, весь перед которой был густо забрызган какой-то бурой жидкостью. В кармане куртки обнаружились рабочие рукавицы из толстой замши, испачканные тем же веществом. Рукавицы окончательно добили Сергея Дмитриевича, поскольку исчерпывающе отвечали на вопрос, в котором заключалась его последняя надежда: каким образом можно насмерть замучить крупного и, несомненно, очень сильного кота, не получив при этом ни единой царапины?

Сергей Дмитриевич затолкал рукавицы обратно в карман, скатал податливый, ветхий от старости брезент в тугой ком, засунул его в пластиковый пакет и вышел из дома, Барсика, естественно, уже сняли с двери, но на крашеном дереве отчетливо белели следы гвоздей и виднелись темные потеки, от одного взгляда на которые Сергея Дмитриевича затошнило. Он всегда боялся вида крови, особенно чужой. Эта боязнь была сродни страху высоты или морской болезни, и до сегодняшнего дня Сергей Дмитриевич был уверен, что она неизлечима. Торопливо проскакивая мимо места ночной казни, он подумал, что ему, скорее всего, предстоит узнать о себе много нового.

Он выбросил пакет в мусоропровод, но не в своем доме, а в одной из девятиэтажек на соседней улице. Захлопывая тяжелый люк мусоропровода, он поймал себя на том, что действует, как закоренелый преступник, заметающий следы по всем правилам криминологии. Эта мысль вызвала на его одутловатом лице бледную тень улыбки: а почему, собственно, «как»? Конечно, убийство кота — это не совсем преступление, но кто может знать, что выкинет поселившийся в нем монстр на следующий раз?

Именно тогда, в марте, Сергей Дмитриевич впервые обратился к психиатру. Сделать это оказалось не так-то просто: нужно было ухитриться провернуть дело так, чтобы жена ни о чем не догадалась. Сергею Дмитриевичу и без того казалось, что Алла Петровна в последнее время стала косо на него посматривать, и ему очень не хотелось укреплять ее подозрения. В конце концов он попал-таки на прием к довольно известному специалисту.

Специалист, вопреки ожиданиям Сергея Дмитриевича, оказался вовсе не седобородым старичком с добрыми подслеповатыми глазками за толстыми линзами очков, а сорокалетним амбалом с боксерской челюстью, синеватой от просвечивающей сквозь кожу щетины, и огромными волосатыми ручищами, угрожающе торчавшими из закатанных рукавов халата. Эти самые рукава разве что только не трещали на могучих бицепсах восходящего светила медицинской науки. Глаза у светила были маленькие, серо-стальные и какие-то недобрые, на коротко подстриженных висках серебрилась ранняя седина, а выражение лица сразу заставило Сергея Дмитриевича вспомнить бородатый анекдот про то, как группенфюрер Мюллер определял возраст египетской мумии.