Переживания эти были ему знакомы — точно так же он ощущал себя в далеком детстве после очередной проделки. Эксперимент можно было считать неудачным.
Или для чистоты эксперимента нужно попытаться кого-нибудь убить?
Жена уже ушла на работу, и, сидя по обыкновению перед телевизором с тарелкой на коленях, Шинкарев стал обдумывать разнообразные способы убийства и кандидатов на высокое звание жертвы. Кандидатов было хоть отбавляй, да и способов тоже, но все эти способы требовали решительных, сопряженных с физическими усилиями и большим риской действий, и Сергей Дмитриевич обозлился на двойника: этот псих украл у него ночное время, наиболее подходящее для совершения преступлений, и ни в какую не желал делиться своими ощущениями, предоставляя Сергею Дмитриевичу взамен этого полное право волноваться, бояться и, в конечном итоге, понести расплату за дела, в которых он принимал участие только номинально, как один из совладельцев своего тела. Это было обидно до слез, и Сергей Дмитриевич вдруг почувствовал, что сейчас действительно заплачет. В самом деле, в глазах у него защипало, и по щеке скатилась одинокая слеза. Шинкарев вытер ее тыльной стороной ладони и с холодной отрешенностью подумал, что нервы стали ни к черту — болезнь, как бы она ни называлась, прогрессировала буквально не по дням, а по часам.
Он вдруг очень ясно представил себе, чем все это кончится. В один прекрасный день обе его половины сольются в одно безумное целое. Первый шаг к этому уже сделан, а когда этот короткий путь завершится, он свихнется окончательно и укокошит кого-нибудь среди бела дня и при всем честном народе. Возможно, последней жертвой станет, наконец, он сам, и тогда ему предстоит доподлинно узнать, так ли страшен черт, как его расписывают попы.
Он снова немного всплакнул от жалости к себе. Слез он не стыдился чего стыдиться, если он один? Слезы — далеко не самое страшное из того, что он про себя знает.
Сергей Дмитриевич закончил ужин, не ощущая вкуса пищи, и залпом выпил стакан холодного, чуть подсахаренного чая. Он любил холодный чай и всегда держал в холодильнике бутылку с этим напитком. Странная привычка, подумал он с горькой улыбкой, но что возьмешь с сумасшедшего? Хорошо, что это только чай, а не кровь. Некоторые, например, расчленяют свои жертвы, и самые интересные места закатывают в банки с маринадом, а кое-кто, по слухам, даже пытался солить головы в бочке с огурцами. Вон, по телевизору показывали чудака, который выделывал кожи. «Мы среди вас», — вспомнилось Сергею Дмитриевичу. Да уж, подумал он.
Золотые слова…
Стемнело, но он не стал включать свет. Ему вдруг подумалось, что еще немного, и, обманутый темнотой, двойник как-то проявит себя, шевельнется внутри и, может быть, заговорит с ним. Он сидел, боясь сдвинуться с места, и ждал, обмирая от мистического ужаса перед тем, что должно было вот-вот произойти.
Но ничего не произошло, разве что спина совершенно затекла, и начала кружиться голова. Шинкарев вздохнул, вслух обозвал себя дегенеративным ослом и включил свет.
Оказалось, что уже начало двенадцатого, а это означало, что он пеньком просидел в кресле больше трех часов. По телевизору шла какая-то белиберда, которая неизвестно когда и как успела начаться. «Задремал я, что ли?» подумал Шинкарев, отлично зная при этом, что не смыкал глаз. Скорее уж, это было что-то вроде транса…
Спать, однако, хотелось со страшной силой, и лишь огромным усилием он заставил себя подняться и вынести мусор. Где-то ему приходилось слышать, что выносить мусор вечером — дурная примета, но чистота была для Аллы Петровны настоящим пунктиком, и, оставив полное мусорное ведро в доме до утра, Сергей Дмитриевич рисковал вместе с завтраком получить довольно неприятный выговор. Выслушивать колкости ему не хотелось, он и так чувствовал, что находится на грани нервного срыва, и потому сунул ноги в туфли, набросил куртку и вышел из квартиры, держа в руке прикрытое пластмассовой крышкой мусорное ведро.
На лестнице он опять столкнулся с Забродовым и не сразу его узнал: вместо обычного камуфляжного костюма сосед красовался в смокинге и во всем остальном, что к смокингу прилагается. Несмотря на праздничный костюм, был он на этот раз непривычно угрюм, но с Сергеем Дмитриевичем поздоровался, как всегда, вежливо, и первым посторонился, пропуская его и мусорное ведро.
Сергей Дмитриевич кивнул в ответ за неимением шляпы, которую можно было бы приподнять, и привычно отвел глаза. Сталкиваясь на лестнице с Забродовым, он в последнее время почему-то не мог на него смотреть: чудак в камуфляже казался опасным. Кроме того, толстуха со второго этажа, у которой была левретка, по секрету сообщила Шинкареву, что его жена зачастила к соседу. Шинкарев вежливо послал толстуху к черту — Алла Петровна была чересчур умна, чтобы заводить амуры на виду у всего подъезда. Сергей Дмитриевич не сомневался, что, вздумай она завести любовника, он об этом никогда не узнает. Но не оставляла мысль, что жена могла заподозрить его в том, в чем он подозревал себя сам, и поделиться сомнениями с соседом. Сосед был мужчиной крепким, и, судя по всему, не только решительным, но и весьма головастым, и в случае чего мог запросто скрутить Сергея Дмитриевича в бараний рог, или, что было бы еще хуже, подкараулить двойника во время одной из ночных прогулок и застукать на горячем. Поэтому Шинкарев старался как можно меньше попадаться ему на глаза, но, как назло, сталкивался нос к носу всякий раз, как выходил из дома. Это, между прочим, тоже было очень подозрительно.